Чарльз гиббс и георгий павельев. Наставник

В. Н. Пчелин. Передача семьи Романовых Уралсовету. 1927 г.

Состав высших советских органов власти в 1918 году
«Власть большевицкого строя - по определению автора - сосредоточена в Централь¬ном исполнительном комитете партии; вот его состав в 1918 году: Бронштейн (Троцкий), Апфельбаум (Зино¬вьев), Лурье (Ларин), Урицкий, Володарский, Розенфельд (Каменев), Смидович, Свердлов (Янкель), Нахамкес (Стеклов) - евреи....... 9
Ульянов (Ленин), Крыленко, Луначарский - русские............... 3
В Совете народных комиссаров из 22-х членов были: 3 русских, 1 грузин, 17 евреев.
Из 36 членов Московской чрезвычайной ко¬миссии было: 1 поляк, 1 немец, 1 армянин, 2 русских, 8 латышей, 23 еврея.
Пусть же не удивляются участию евреев в убийстве Романовых. - заключает Вильтон - Отсутствие такого соучастия было бы гораздо более удивительно».

Дом особого назначения
Эта книга составлена по бумагам Чарльза Сиднея Гиббса, английского учителя царских детей и гувернера наследника с 1908 по 1918 год. Книга вышла под редакцией и по тексту Ж.С. Тревина и Дж. Гиббса.
Чарльз Гиббс оставил после себя заботливо сохраненные документы, дневники, фотографии и много других воспоминаний о своей жизни в России. Владельцем этих нигде неопубликованных документов и фотографий является его приемный сын, Джордж Гиббс, который предоставил их для настоящей книги. Негативы их сохранились. Среди них имеются редкие снимки, сделанные во время пребывания царской семьи в Тобольске и Екатеринбурге. Большинство фотографий было сделано самим Ч. Гиббсом.
Чарльз С. Гиббс, до своего отъезда в Россию, еще в Англии считался хорошо образованным человеком, опытным преподавателем и человеком высоконравственным. Своим благородным принципам и велению долга он оставался верным до конца и делал все от него зависящее, чтобы в это мрачное время разгула революционных страстей, находиться вместе с обреченной царской семьей.
С большим трудом Гиббсу удалось получить разрешение Временного правительства для сопровождения царской семьи в их роковом следовании к «дому особого назначения» - дому Ипатьева. 12 апреля 1918 г. от ВЦИКа из Москвы пришло письменное распоряжение об аресте Долгорукова, Гендриковой, Шнейдера и др., но опьяненные революционным угаром, красноармейцы арестовали всех бывших при царской семье, не исключая и прислуги. Один Гиббс, пользуясь своим правом английского подданного, боролся за свою свободу и настоял на своем. Ему было дано разрешение на свободный выезд из Екатеринбурга. Он вернулся туда, когда войска ген. Дитерихса овладели Екатеринбургом и давал свидетельские показания в расследовании, производившемся следователем Соколовым.
В 1919 г. Гиббс прибыл во Владивосток и оттуда добрался до Харбина. Здесь он перешел в православие и был посвящен в священнический сан в русской православной церкви, восприняв имя отца Николая. Свою жизнь он посвятил служению Богу. В 1922 г. он встретил русского мальчика-сироту, принял в нем участие и впоследствии усыновил. Так Жорж Павельев превратился в Джорджа Гиббса. Будучи глубоко религиозным и отзывчивым человеком, о. Николай снискал всеобщее уважение и любовь. Вскоре он был посвящен в сан архимандрита. По приезде в Англию он окормлял православную паству в Оксфорде вплоть до своей смерти, последовавшей в 1963 году. Он умер в возрасте 87-ми лет.
В книге Гиббса дано много дополнительных сведений о частной жизни императорской семьи, характерах и наклонностях царских детей и настроениях окружающей среды. Он был свидетелем многих событий и мало известных случаев, происходивших при нем.
Эпизод с Распутиным
Как передает Гиббс в своих воспоминаниях: «Здесь мы снова сталкиваемся с мистическим случаем, связавшим таинственными нитями Распутина с царской семьей. Обострившийся приступ царевича и его состояние между жизнью и смертью побудило государыню послать телеграмму Распутину, находившемуся в своем доме в Сибири, прося его помолиться за царевича. Распутин немедленно телеграфировал - Бог увидел твои слезы и услышал твои молитвы. Не убивайся. Мальчик не умрет. Не позволяй докторам слишком его беспокоить. - По прошествии дня кровотечение остановилось; никогда не было дано никакого разумного объяснения, почему так случилось».
Гиббс также упоминает, что Распутин имел предчувствие своей близкой смерти и оставив после себя странное письмо, в котором извещал, что умрет до 1-го января и предсказывал последующую после него гибель царского дома.
В одной из своих записей Гиббс передает всю сцену убийства, которая была воспроизведена в книге Соколова:
«Зловещий процесс рубки тел, поливания серной кислотой остатков после сжигания, занял три дня. Все, что осталось, было брошено в покинутый рудник. По прошествии более одной недели после убийства, Белая армия заняла Екатеринбург. Ипатьевский дом нашли пустым, полуподвальное помещение было вычищено, как будто протерто песком, опилками и водой, с оставшимися следами кровяных подтеков и пятен, и многих пуль, и штыковых ударов и обвалившейся в некоторых местах штукатуркой.
В одну ночь после смерти императорской семьи, шесть других Романовых были убиты на северном Урале. Великий князь Михаил уже был убит в лесах вблизи Перми. . .».
По свидетельству Гиббса, государыня и великие княжны имели на себе драгоценных камней стоимостью в миллион рублен. В числе найденных вещей оказались и любимые сережки государыни. После посещения места, где происходило сожжение тел, Гиббс описывает:
«В числе найденных вещей возле большого костра в урочище Четырех братьев были найдены шесть стальных каркасов от женских корсажей, шесть застежек от них и крючки для шнуровок. Государыня не позволяла своим дочерям, или своим служанкам выходить без корсетов и сама неизменно их носила. Много драгоценных камней лежало на брезенте у Соколова в массе сверкающих обломков: изумруды, рубины, сапфиры, бриллианты, жемчуг, топазы, альмандины. Александра Теглева, бывшая няня царских детей, объяснила Соколову как это было сделано. Государыня и великие княжны оборачивали драгоценные камни ватой, клали их в середину двух лифчиков из плотной материи и тогда сшивали их вместе и с двух сторон обшивали подкладкой. Драгоценные камни так¬же находились в их шляпах и служили вместо пуговиц, будучи предварительно обернуты материей.
Месяцы труда были затрачены на обнаружение и промывку глубокой шахты куда было брошено все оставшееся от сжигания и взрывов ручных гранат. Все, кто участвовали в этом расследовании были вынуждены оставить всякую надежду на то, что кто либо из членов царской семьи остался в живых...».

"Свидетели истории" Исаак Дон Левин
Известный журналист, автор многих исторических книг, Исаак Дон Левин родился в России, в городе Мозырь, расположенном на реке Припяти. На протяжении своей богатой впечатлениями жизни, автор был свидетелем многих кризисов 20-го века, потрясавших нашу землю. В качестве американского журналиста, он несколько раз побывал на своей родине и находился там во время русской революции. Он лично знал многих выдающихся лиц своего времени и является действительным свидетелем истории, проходившей на его глазах. Он встречал Троцкого, сопровождал его на фронт и дал о нем первый вразумительный психографический очерк в одной из глав своей книги - «Троцкий, каким я его знал».
Во время предпринятого им расследования в Екатеринбурге, ему удалось ознакомиться с закрытыми до того времени источниками об убийстве царской семьи. Около 50-ти лет Левин играл значительную роль в советско-американских отношениях и считается экспертом по советской политике. Его описания событий в России и других странах отличаются объективностью и осведомленностью о мало кому известных обстоятельствах. Описанию его расследования об убийстве царской семьи посвящена шестая глава его книги, озаглавленная «Западня для Романовых», документально подтверждающая историю убийства Царя и всей царской семьи. Для русских читателей эти данные представляют особый интерес и кладут конец всяческим вымыслам и фальсификациям о «спасении» царской семьи. Здесь приводятся некоторые из полученных им сведений.

По следам истории
"Когда я попал в Екатеринбург, - описывает Левин, - представлявшим сцену самого варварского преступления пре-гитлеровской эры –места, где происходило избиение царской семьи, мой ум был охвачен мистерией, исходившей от этого зверского цареубийства".
В 1923 году, пять лет спустя после этой бой¬ни, автор приехал на Урал, сопровождая груп-пу конгрессменов, возглавляемой сенатором Виллиамом Кингом: «Мы стояли в подвале Ипатьевского дома в Свердловске (как он сейчас называется), столице Урала... Я с содроганием вперился взглядом на стены, испещренные градом пуль, сразивших Николая и Александру, их пятерых детей и четырех преданных им служащих. Стены только недавно были отштукатурены и несколько красновато-коричневых пятен еще не были забелены в тон остальному покрытию...».
Первые попытки расследования этого убийства были предприняты автором в сентябре 1919 года, когда он приехал в Москву и собрал документальный материал, проливающий новый свет на эту трагедию. Это были материалы, переданные ему профессором Михаилом Покровским, бывшим старым коллегой Ленина, а затем занимавшего пост заместителя народного комиссара по делам образования и заведующего Центральным Архивом. Благодаря ему, автор получил первые авторитетные сведения о том, что случилось с Романовыми. Левин передает, что он был глубоко потрясен, узнав факты от этого человека, который присутствовал на секретной сессии в Кремле, на которой Александр Белобородов, председатель областного Уральского совета, делал доклад об обстоятельствах этой казни. Осенью 1919 г. еще многие верили, что царица и ее пять детей могли остаться в живых в отдаленных местах Сибири, хотя неподтвержденные, слухи циркулировали что вся семья была убита.
В своем официальном донесении, которое автор отправил из Берлина для чикагской «Дейли Ньюс» 5 ноября 1919 г., опубликованным этой газетой на следующий же день, сообщалось: «Николая Романова, бывшего царя, его жены, четырех дочерей и их единственного сына Алексея, без всякой тени сомнения нет в живых. Все они были казнены ночью 17-го июля 1918 года и их тела были сожжены».

Сообщение проф. Покровского
Покровский склонил свою голову, когда рассказывал эту историю, повторенную Левиным в его статье:
«Екатеринбург был окружен с трех сторон, когда четыре письма, написанные по-французски и подписанные «офицер», были найдены у Романовых. Эти письма являлись доказательством существования организованного заговора с целью похищения царя и его семьи. Местный совет, в то время спешно эвакуировавший город, занялся этим делом и постановил казнить царя, царицу и всех детей. Россказни о пытках неверны. Ночью 17 июля, после краткого заявления, Романовы были выведены и расстреляны. Для того, чтобы позднее не дать монархистам возможности сделать из останков Романовых реликвий и использовать их для контрреволюционной агитации, эти семь тел были сожжены. Мы не делаем попытки оправдать это ужасное дело».
Покровский показал автору различные достопамятные вещи царя и царицы, включая темно-голубую шелковую рубаху, вышитую самой императрицей для Распутина. Однако, по признанию самого автора, он был гораздо более заинтересован в исторических ценностях, таких, как корреспонденция Романовых и дневники, из которых большая часть была им опубликована.

Убийство и его участннки
По полученным Левиным сведениям, сцена убийства во всех чертах сходна с той, которая была восстановлена расследованием Н. Соколова:
«Стало известно, - передает Левин, - что царственные пленники были разбужены близ полуночи; им приказали одеться и спуститься вниз в подвал, ради их собственной безопасности, под предлогом, что неизбежная атака чехами и белыми требует их переезда на другую квартиру. Семь членов царской семьи, доктор Боткин, горничная Мария (на самом деле Анна – прим. публикатора) Демидова, лакей Трупп и повар Харитонов были приведены вниз. Здесь, по команде нового коменданта, Якова Юровского, исполнявшего роль главного палача, была немедленно устроена отвратительная бойня отрядом отобранных убийц. Одиннадцать тел были завернуты в одеяла и ночью увезены к месту заранее приготовленной могилы - заброшенной шахте в лесу около деревни Коптяки, в восьми милях от города. В течение многих часов горел погребальный костер, питаемый обильными порциями бензина и потом поливаемый серной кислотой, которые бы¬ли доставлены сюда в предыдущие дни».
«Кто был, главным образом, ответственен за это дьявольское убийство и его финал, - задает вопрос Левин, - те люди, которые находились в Кремле, или находившиеся в Екатеринбурге? На этот счет имеется очень мало авторитетных источников, поскольку Советское правительство никогда не издавало по этому поводу официальных бумаг. Первый комиссар Юстиции в Ленинском коалиционном кабинете, левый социалист, д-р И. Стейнберг (Штернеберг –прим), которого мне довелось узнать по его прибытии в Ныо -Йорк, в конце двадцатых годов участвовал в сессии Советского правительства, на котором решалась участь Романовых. То, что он рас¬крыл, было опубликовано в книге, изданной им в Лондоне».
Мы воспроизводим выдержку из книги д-ра Стейнберга, приведенную Левиным в его книге:
«Вопрос о царе был поднят в феврале 1918 г. ... Было предложено, чтобы царь был доставлен в Петроград и образован революционный трибунал для суда над ним. . . На этом митинге присутствовала Мария Спиридонова... Она энергично возражала против этого предложения. . . Ей представлялось сомнительным, чтобы царь и его семья могли быть привезены в Петроград живыми. Куда бы они не поехали, им всюду угрожал суд Линча. . . Все глаза обратились к Ленину. . . Ленин был также против этого. - Подходящее время для этого еще не настало, - сказал он... Было бы желательно, однако, начать подготовку материала для будущего суда, немедленно».
Левин упоминает также об одном неофициальном отчете о Екатеринбургской трагедии, составленным Быковым, бывшим председателем Екатеринбургского городского совета, содержащим фактические данные. Этот отчет, освещающий все это мрачное дело, был дан Дидковским сенатору Кингу и Левину в 1923 году:
«После того, как областной совет, возглавляемый Белобородовым, единогласно пришел к решению о казни Николая Романова, - пишет советский хроникер Быков, - делегат Голощекин был откомандирован в Москву для представления дела Романовых на рассмотрение Ленинскому правительству».
Как передавал Быков, Голощекин был старым товарищем Якова Свердлова, председателя ВЦИКа. Ленин все еще был склонен к преданию последнего царя открытому публичному суду, на котором в качестве главного прокурора был бы Троцкий. Ожидалось, что этот трибунал будет созван в Екатеринбурге в конце июля, когда Троцкий освободится от фронтовых дел. Однако, быстрое продвижение чешского легиона и белых частей вынудило Екатеринбургский совет, который напал на след подпольной монархической организации, подготовлявшей похищение царской семьи, ускорить развязку. Опасаясь, что падение Екатеринбурга может произойти в ближайшие дни, областной совет решил расстрелять Романовых, не дожидаясь суда, обеспечив себе разрешение Москвы действовать по собственному усмотрению. Такова версия Быкова о том, что случилось.
По данным, которые были установлены Левиным - «17-го июля, Белобородов телеграфировал в Кремль о казни царской семьи. Свердлов прервал сессию президиума для следующего объявления: «Мы получили сообщение, что в Екатеринбурге, по решению областного совета, Николай был расстрелян. Николай хотел бежать. Был только что раскрыт белогвардейский заговор по устройству побега всей царской семьи. Приближались чехословаки. Президиум вынес решение об одобрении».
«19 июля Совет народных комиссаров выпустил бюллетень, цитировавший решение Екатеринбургского совета. К нему было сделано добавление - «семья Романовых перевезена из Екатеринбурга в более безопасное место». Это было сделано для мирового потребления».
В то же самое время зашифрованная телеграмма извещала Кремль, что - «вся семья разделила участь своего главы».

«Соединимся в молитвах»

И в год, когда пламя металось
На знамени тонком,
В том городе не улыбалась
Царица с Ребенком…

И я задыхаюсь в безсилье,
Спасти Их не властна,
Причастна беде и насилью
И злобе причастна.
Нина КОРОЛЕВА.

17 декабря 1917 г. исполнился год со дня мученической кончины Г.Е. Распутина.
«Надеюсь, – писала Царица 9 декабря А.А. Вырубовой, – что письмо 17 получишь, соединимся в молитвах. […] После годовщины по-Моему Господь умилосердится над родиной».

Снимок из французского издания «L`Illustration». 1921 г.

И далее в том же письме: «17-го все молитвы и мысли вместе, переживаем опять все. Были утром у обедни, такое утешение. […] За упокой дала записочку в нашей церкви (и чувствовала таким образом – соединяюсь со всеми, крест его [Г.Е. Распутина] был у нас и во время всенощной лежал на столе)».
Тот самый золотой крест, снятый с тела Царского Друга.

У губернаторского дома. Справа Цесаревич Алексий Николаевич, офицер охраны и Император Николай II. Слева Великие Княжны. Фото из французского издания «L`Illustration». 1921 г.

Были и другие незабываемые тобольские впечатления…
«…Мы все, – сообщала 9 января 1918 г. Государыня А.А. Вырубовой, – видели одного, который мог бы быть брат Нашего Друга. Папа [Государь] его издали заметил, высокий, без шапки, с красными валенками, как тут носят. Крестился, сделал земной поклон, бросил шапку на воздух и прыгнул от радости. […] Подумай, тот […] странник был здесь осенью, ходил со своим посохом, передал Мне просфору через других».

Георгий Павельев (приемный сын Ч. Гиббса) с сибирскими валенками (пимами), принадлежавшими Императору Николаю II. Оксфорд. 1980-е гг.

«Тот странник», учитывая «свой посох» – уж не царелюбивый ли это Василий Босой (Ткаченко), как известно, исчезнувший именно в 1918 г. вместе со своим знаменитым увенчанным крестом железным посохом-копьем?
Или речь идет о названом «брате Нашего Друга»? Возможно, после устранения лакуны в письме Государыни, сделанной при публикации адресатом, дело как-нибудь прояснится.

Губернаторский дом. Рисунок из книги С.В. Маркова «Покинутая Царская Семья» (Вена. 1928).

Особое место среди Царских подарков этого времени занимали двусторонние серебряные образки, на одной стороне которых было изображение святителя Иоанна Тобольского, на другой – иконы Божией Матери.

Лицевая и оборотная стороны шейного двустороннего образка с изображением Тобольской иконы Божией Матери и святителя Иоанна, вручавшейся в 1917-1918 гг. Их Величествами сохранившим верность Им людям.

Известно, что такие иконки получили А.А. Вырубова, С.В. Марков, З.С. Толстая и другие. Корнет Крымского Ея Императорского Величества Государыни Александры Феодоровны конного полка С.В. Марков, приезжавший к Царственным Узникам в Тобольск, получил, по его словам, «от имени Ея Величества благословение в виде иконки св. Иоанна Тобольского с одной стороны, а с другой с изображением Абалакской Божьей Матери».
Однако фотография этого медальона, помещенная в его книге между страницами 320 и 321, показывает нам образ, ничего общего не имеющей с Абалакской иконой Божией Матери, принадлежащей, как известно, к типу «Знамение». В действительности на иконе изображена Тобольская (Черниговско-Ильинская) чудотворная икона, на молитве перед которой и скончался святитель Иоанн. (В «Описи иконам, найденным при осмотре дома Ипатьева», значилось два Тобольских образа Божией Матери, принадлежавших Царственным Узникам.)

Иконы Царственных Мучеников, найденные в Ипатьевском доме. Слева образы Божией Матери «Знамение», в центре – святителя Иоанна Тобольского, справа – св. праведного Симеона Верхотурского. Фото Н. Введенского из архива генерала М.К. Дитерихса.

Один из таких шейных образков получил бывший Военный министр генерал В.А. Сухомлинов, в 1915 г. отстраненный от своей должности и арестованный, будучи несправедливо (как выяснилось потом) обвиненным в измене.
«Я знаю одного старика, – писала, Сама находясь в узах, Императрица, – который долго сидел (в тюрьме), выпустили, опять сидит, и он стал светлым, глубоко верующим и любовь к Государю и веру в Него и в Бога не терял. Если награда не здесь, то там в другом мiре, и для этого мы и живем».

Свой образок с иконой святителя Иоанна Тобольского генерал получил при необычных обстоятельствах. Приведем дошедший до нас его рассказ об этом: «Когда я сидел в Петропавловской крепости – бедный мой Государь находился в Тобольске – тоже в заточении. На одной из прогулок внутри Трубецкого бастиона, которая сопровождалась часовым, этот последний поспешно сунул мне в руку какую-то бумажку, в которой оказался небольшой металлический, круглый образок. На одной стороне его находилось изображение Богородицы с подписью: “Обр. Тобольск. Бож. М.”, а на другой – митрополит и надпись: “Св. Иоанн Митр. Тобол.” Когда я уже был заграницей, лицо, имевшее сношение с Тобольском во время нахождения там Царской Семьи, меня спросило, – получил ли я благословение Государя, которое послано было мне из Сибири?»

Губернаторский дом во время пребывания в нем Царской Семьи. На балконе видны Великие Княжны Мария и Анастасия Николаевны. Фото П. Жильяра. Собрание Музея «Наша эпоха» (Москва).

Одно время, надеясь на освобождение с помощью верных офицеров, Царица-Мученица пожелала объединить их в «Братство святого Иоанна Тобольского», созданное в августе 1917 г. и возглавлявшееся зятем Распутина, поручиком Борисом Николаевичем Соловьевым.

Этот снимок был сделан П. Жильяром с балкона дома Корнилова. Как и предыдущая, эта фотография впервые была опубликована в 1921 г. во французском издании «L`Illustration». Собрание Музея «Наша эпоха» (Москва).

«Я благодарна Богу, – писала Государыня Б.Н. Соловьеву 24 января 1918 г., – за исполнение отцовского и Моего личного желания: Вы муж Матреши. Господь да благословит ваш брак и пошлет вам обоим счастие. Я верю, что вы сбережете Матрешу и оградите от злых людей в злое время».
«Глубоко признателен, – писал на следующий день в ответном письме Б.Н. Соловьев, – за выраженные чувства и доверие. Приложу все силы исполнить Вашу волю сделать Мару счастливой».

Продолжение следует.

Что увёз учитель английского из России

В 1917 году в воронку российских октябрьских событий попал Чарльз Сидней Гиббс . Будучи подданным английской короны, он оказался одним из самых преданных слуг царя российского.

«Машины блюдца»

В 1901 году сын управляющего банком и выпускник одного из британских университетов отправился в далёкую Россию. Чарльз Гиббс был бакалавром искусств . И Петербург привлёк его как город театра, балета, музеев и выставок. Толчком стало объявление в газете, что в городе на Неве требуются учителя английского. Но в действительно-сти, как напишет американская исследовательница биографии Гиббса Кристина Бенаг , все те почти 20 лет, что Чарльз провёл в России, стали для него духовным паломничеством.

Гиббс 10 лет преподавал анг-лийский царским детям. Как он потом написал в своих воспоминаниях, для первого визита во дворец он надел смокинг. Пройдя анфилады парадных помещений, Чарльз был поражён аскетизмом классной комнаты: стол, стулья, доска, стеллаж с книгами и на стенах множест-во икон. Над классом, этажом выше, располагались детские, где великие княжны спали на жёстких кроватях, умывались холодной водой. В семье была принята простая пища. Пирожные к чаю подавались редко. Цесаревичу Алексею каждый день приносили щи и кашу с солдатской кухни Сводного полка. Он всё съедал, приговаривая: «Это еда моих солдат». Младшие девочки часто донашивали платья и обувь старших. Сам император спустя десятилетие после свадьбы носил гражданские костюмы времён жениховства. На англичанина произвело впечатление, что его величество обходился без личного секретаря: все бумаги, на которые предстояло поставить царскую печать, Николай II читал сам. Он обладал хорошей памятью, свободно говорил на английском, французском и немецком.

Старшая княжна Ольга внеш-не больше других была похожа на императора, у неё был практически абсолютный музыкальный слух. Татьяна сразу поражала красотой. За строгий характер её называли «гувернантка». Мария любила рисовать, у неё были огромные голубые глаза - «Машины блюдца». Младшая Анастасия после уроков бегала в сад, чтобы нарвать и подарить цветы Сиду, как звали Чарльза в семье.

После Февральской революции семья оказалась в Александровском дворце под домашним арестом. Дети лежали с температурой, накрывшись тулупами, потому что семье «отключили» электричество, тепло и даже воду, её приходилось брать из проруби. Николай II валил в парке сухие деревья и пилил их на дрова. В конце марта на дворцовой лужайке члены семьи вскопали огород, посадили овощи. С первого же дня заточения комиссия, назначенная Временным правительством, не переставала допрашивать царя и царицу. Но фактов, указывающих на государственную измену, обнаружить не удалось.

Когда было принято решение отправить царскую семью в Тобольск, Гиббс добился разрешения ехать следом. Из-за этого он разругался со своей невестой мисс Кейд, она состояла в гильдии учителей английского, как и сам Гиббс. Преодолев несколько тысяч километров, Гиббс поцеловал руку исхудавшей и поседевшей императрице. В Сибири пленники могли дышать воздухом лишь выходя на балкон. Александра Фёдоровна вязала носки, штопала одежду... и писала: «Надо перенести, очиститься, переродиться!»

Большевики, придя к власти, перевезли царскую семью в Екатеринбург. Гиббс сопровождал своих учеников, однако там ему запретили следовать за Романовыми. Сид провожал взглядом утопающую по щиколотки в грязи 20-летнюю княжну Татьяну - в одной руке она держала тяжёлый чемодан, а в другой любимую собаку Алексея. Сам мальчик из-за болезни с трудом передвигался. Узников поселили в доме, принадлежавшем коммерсанту Ипатьеву. В те дни Татьяна подчеркнула в одной из своих книг: «Верующие во Господа Иисуса Христа перед смертью сохраняли дивное спокойствие духа. Они надеялись вступить в иную, духовную жизнь, открывающуюся для человека за гробом».

Молитва за врагов

Они вступили в иную жизнь всей семьёй. Их расстреляли среди ночи в подвале. Раненых княжон и царевича добивали штыками. Затем отвезли за 20 км от города, на Ганину Яму, где с помощью огня и серной кислоты избавились от трупов. Войска белых, а вместе с ними и Гиббс вошли в город вскоре после злодеяния. Чарльз помогал следствию восстановить обстоятельства преступления, слушал показания свидетелей. На Ганиной Яме вместе с обронённой серёжкой, отрубленным пальцем и лоскутами одежды Сид увидел обрывок разноцветной фольги из дет-ского набора, которую цесаревич любил носить в кармане. На секунду Чарльз зажмурился... Затем достал из кармана потрёпанный листок со стихотворением, которое княжны часто перечитывали в последнее время, а на одном из уроков перевели на английский. В конце было: «И у преддверия могилы Вдохни в уста Твоих рабов Нечеловеческие силы Молиться кротко за врагов».

Бог дал им эти нечеловеческие силы. Старшая княжна Ольга в письме из заточения на волю писала: «Отец просит передать всем, чтобы за него не мстили - он всех простил и за всех молится… не зло победит зло, а только любовь». Тогда-то Гиббс и ощутил, что вплотную приблизился к великой духовной тайне. Оставался один шаг, который он сделал в русской церкви в Харбине (в этом китайском городе скопилась масса русских эмигрантов): здесь Чарльз перешёл в православие. Таинство миропомазания совершал архиепископ Нестор (Анисимов). На нём было протёртое до дыр облачение, подаренное много лет назад всероссийским пастырем Иоанном Кронштадтским. Чарльз получил имя Алексей - в честь цесаревича. После он писал сестре Винни, что у него такое чувство, словно он вернулся домой после длительного путешест-вия. Через год после принятия православия владыка Нестор постриг Гиббса в монахи с именем Николай - в честь убиенного царя. Ещё через некоторое время он принимает священнический сан и становится отцом Николаем. Возвращаясь в Англию, он вёз с собой фотографии императорской семьи, тетради княжон и другие вещи, которые ему удалось спасти в Тобольске и Екатеринбурге. Но главное сокровище, которое он вёз в своём сердце, была вера. В Лондоне он был возведён в сан архимандрита и возглавил православный приход. Потом переехал в Оксфорд, где на сбережения купил небольшой дом. Здесь он устроил домовую церковь в честь святителя Николая Чудотворца. В одной из комнат он также организует миниатюрный музей, посвящённый царской семье. Службы в домовой церкви постоянно посещали 60 человек. Из России доходили сведения, что в Екатеринбурге верующие, несмотря на опасность, ежегодно в день убийства царской семьи приходят ночью на молебен к Ипатьевскому дому. В такие моменты сквозь белые стены вдруг начинала проступать кровь. Власти перекрашивали здание, но явление повторялось.

Книга посвящена Чарльзу Сиднею Гиббсу, который в течение десяти лет был учителем английского языка у детей Императора Николая II и наставником Цесаревича Алексея.

В книгу вошли дневники Гиббса, которые раньше нигде не публиковались, письма его родной тете Кейт, где он описывает интересные подробности жизни Царской Семьи в ссылке, воспоминания Гиббса о Царской Семье, написанные им в июле 1949 года в Оксфорде. Также в издание включены две книги английских авторов Джона Тревина и Франсис Уэлч, рассказывающие о Сиднее Гиббсе. Они были опубликованы в Лондоне в 1975 и 2002 годах.

Интересно, куда заводит жизнь, если смотреть от точки рождения человека до последней точки земного бытия. Точно, что родители Чарльза Сиднея Гиббса, радуясь его появлению на свет 19 января 1876 года в английском Ротэрхеме, не предполагали, что закончит свои дни православным священником и монахом, архимандритом Николаем, а жизнь его окажется связанной с жизнью семьи Николая II, члены которой будут прославлены Русской Православной Церковью в лике святых…

В 1901 году Чарльз Сидней Гиббс переехал в Россию, а в 1908 году – был приглашен преподавателем английского языка к царским детям. «Великие княжны были очень красивыми, веселыми девочками, простыми в своих вкусах и приятными в общении. Они были довольно умны и быстры в понимании, когда могли сосредоточиться. Однако у каждой был свой особенный характер и свои дарования», – позднее будет вспоминать он.

Спустя какое-то время он так же стал «наставником» наследника Алексея Николаевича вторым с Пьером Жильяром.

Как отметила Татьяна Курепина, одна из переводчиц книги, от человека, хорошо знавшего Царскую Семью, по каким-то бытовым ежедневным моментам можно и представить себе жизнь Семьи. Именно вот такие моменты, казавшиеся в свое время может быть и незначительными, спустя годы становятся историческим документом.

«Урок длился 15 минут. Он (цесаревич ) постоянно делал плетки, и я помогал ему. Он немного говорил по-английски и под конец урока, наконец-то, сосредоточился, был не так застенчив. У него милое маленькое лицо и очень обаятельная улыбка» (Из книги «Наставник. Учитель цесаревича Алексея Романова»).

За десять лет, что Гиббс находился рядом с Царской Семьей, он стал предан всем ее членам. Он был рядом с ними и после 1917 года, добровольно отправился за ними в Тобольск.

У читателей появляется возможность увидеть Царскую Семью глазами человека, хорошо знавшего ее членов.

«Свидетельства об Императрице, даже краткие, будут не полными без упоминания о Ее благочестии и набожности. Эти качества были присущи ей с детства, и переход в Православную Церковь послужил усилению всех Ее религиозных инстинктов. (…) Она всегда стремилась к простой жизни и всем сердцем стала православной. Догматы Православия стали ведущими в ее жизни. Будучи преданной православию, Императрица, до самой своей смерти, скрупулезно соблюдала посты и праздники Святой Церкви. Перед всеми важными событиями Она и Ее муж исповедовались и причащались. (…) В то же время я должен добавить, что Она вела себя без всякого фанатизма и с величайшей умеренностью» (Из книги «Наставник. Учитель цесаревича Алексея Романова»).

Читаешь книгу, вглядываешься в фотографии и то, что произошло почти 100 лет назад, становится близким-близким. В издание, по словам Кирилла Протопопова, одного из его авторов-составителей, вошли фотографии из архива Гиббса, которые ранее не публиковались. Например, фотография походной кровати Цесаревича в Тобольске, или – карета, увозящая Государыню в 5 утра из Тобольска в Екатеринбург…

Именно у этой кровати больного Алексея сидел Чарльз Сидней Гиббс, когда Государыня вынуждена была оставить детей и поехать вслед за мужем. Гиббс сопровождал детей в их поездке в Екатеринбург, но потом их увезли, а сопровождающим не позволили к ним присоединиться…

И после их гибели Гиббс оставался рядом: после того, как в Екатеринбург пришли белые, помогал следователю Николаю Соколову в его расследовании гибели Царской Семьи.

«Я всегда чувствовал, что мир, в общем, никогда не принимал Императора Николая II всерьез, и я часто интересовался почему. Он был человеком, у которого не было низменных качеств. Я думаю, что в основном это можно объяснить тем фактом, что Он выглядел абсолютно неспособным внушать страх. Он знал очень хорошо, как сохранить свое достоинство. Никто даже помыслить себе не мог вольности по отношению к Императору. (…) Он не ставил себя выше других, но при этом был исполнен спокойствия, самообладания и достоинства. Главное, что Он внушал, – трепет, а не страх. Я думаю, причиной этого были его глаза. Да, я уверен, это были его глаза, настолько прекрасными они были. (…) Глаза его были настолько ясными, что, казалось, Он открывал вашему взгляду всю свою душу. Душу простую и чистую, которая совершенно не боялась вашего испытующего взгляда. Никто больше так не мог смотреть». (Из книги «Наставник. Учитель цесаревича Алексея Романова»).

Позднее, в Харбине, Гиббс принял православие, монашество и священнический сан. Татьяна Манакова, одна из авторов-составителей книги: «Меня потряс переход в православие Чарльза Сиднея Гиббса. Все-таки не такой быстрый после гибели Царской Семьи – в 1934 году. Он сознательно шел к этому шагу много лет. Как пишет сам Гиббс, его впечатлило отношение к православию Царской Семьи, конечно, его подтолкнуло и их смирение во время страданий в заключении. Но надо сказать, что интерес к богословию был у него и в студенческие годы. И отец его хотел, чтобы Гиббс стал священником англиканской церкви. Но через много лет он стал православным священником».

«Нам кажется, что события, о которых мы сейчас вспоминаем, произошли давно. Однако живы люди, которые помнят тех, кто лично знал Царскую Семью», – заметила Татьяна Манакова.

В Харбине Гиббс познакомился с мальчиком Георгием Павельевым, оставшимся без родителей, и усыновил его. Один из сыновей Георгия, тоже Чарльз Гиббс, ныне здравствует и является хранителем и правообладателем архивных материалов деда, всю свою жизнь бережно хранившего живую память о Царской Семье. Жившего этой памятью.

Рождество 1924 год. Харбин. В центре – Георгий Павельев и Чарльз Сидней Гиббс. Фото: st-tatiana.ru

Один из последних друзей отца Николая (Гиббса) Дэвид Битти спустя несколько дней после его смерти пришел к его приемному сыну Георгию. В спальне почившего он увидел икону, подаренную отцу Николаю Царской Семьей. «Георгий рассказал, что за три дня до смерти священника икона потускнела, а потом начала светиться.

«Икона действительно светилась… – вспоминает Битти с едва заметной улыбкой. – Больше я ничего не скажу».

В ту минуту Дэвид Битти думал о том, что отец Николай наконец оказался там, куда так стремился. «Отец Николай с нетерпением ожидал того часа, когда наконец снова сможет увидеть Царскую Семью. И я понял, что этот миг настал». (Из книги «Наставник. Учитель цесаревича Алексея Романова»)

Вид на крупнейший религиозный и учебный центр Оксфорда – Крайст Чёрч. Фото: Елена Дорофеева

Учитель детей Царской семьи англичанин Чарльз Сидней Гиббс, вернувшись на родину, основал первый русский православный храм в Оксфорде. В библиотеке Оксфордского университета хранятся 40 страниц рукописи – его воспоминания о русском Царе и его семье

Верноподданный. Это забытое слово вспоминается, когда думаешь о тех людях, которые не оставили государя в тяжелое время и следовали за ним до последней минуты. Четверо из них погибли вместе со всей семьей Императора. Всего же в Сибирь за Их Высочествами поехали более 20 приближенных, среди которых были не только подданные Российской империи. Англичанин Чарльз Сидней Гиббс в течение 10 лет обучал детей Императора своему языку.

После екатеринбургской трагедии он еще несколько лет был в России, в 1934 году принял православие, вернулся в Англию и на свои средства купил дом, где устроил православный храм.

На могильной плите в Оксфорде надпись - Его преподобие архимандрит Николай (Сидней Гиббс) 19 января 1876 - 24 марта 1963.

В год 100-летия революции, когда массовая культура на свой вкус интерпретирует события более чем столетней давности, предлагаем взгляд человека, который был рядом и, в то же время, наблюдал как бы со стороны. И тем более вызывает размышления его судьба - сын банкира, приглашенный в 1908 году в Россию, живший рядом с Царской семьей и разделивший с ними ссылку, потрясенный их трагической кончиной, становится православным священником и хранит память о русском Царе и его семье до конца своей жизни.

В дневниках и воспоминаниях, кстати, нигде не встречается упоминание о Кшесинской.

Фото Гиббса из храма Русской православной церкви в Колчестере.

"Время - это запоздалое оправдание королей "

В библиотеке имени Бодлея Оксфордского университета , в личном архиве Гиббса хранятся 40 страниц рукописи - Воспоминания о Царской семье, написанные им после принятия священнического сана архимандрита в 1937 году.

Гиббс начинает с оценки русского Царя как политика.

"В начале Его правления, которое теперь уже окончательно закончилось, продекларированная Им политика была направлена на сотворение сильной и процветающей России, на её благополучие, но не в ущерб другим государствам . По иронии судьбы, Он, который так любил мир, был брошен в горнило войны. Но Он оставил после себя великий памятник миру и Себе во Дворце Мира в Гааге (В 1899 году по инициативе Николая Второго в Гааге прошла первая мирная конференция по разоружению, на который был учрежден Международный суд для мирного разрешения межгосударственных споров и конфликтов - прим. ред); хотя мне кажется, что даже в этом Его великодушии Он не был оценен должным образом. Другими словами, Россия всегда была на подозрении".

Завершаются мемуары надеждой на то, что потомки когда-нибудь разберутся в событиях лета 1918 года.

"Время - это запоздалое оправдание королей. Почти 19 лет прошло с момента кульминации трагедии, которая унесла жизнь Императора Николая II и всей Его Семьи, - тихой, мирной летней ночью в июле 1918 года. В начатом процессе расследования преступления обнаружилось столько лжи, грубости и бессердечности, что в течение длительного времени к нему не было доверия. Это сохранялось до тех пор, пока расследование не передали в руки следователя Николая Алексеевича Соколова, который пролил свет на главные факты и затем продолжал расследование (в эмиграции).

Позже вышло много книг на эту тему, в них содержалось много лжи. Впоследствии появились другие многотомные труды. Но работы эти были опубликованы одними и теми же авторами и не могут принести ничего нового до тех пор, пока не появится кто-то, возможно, из нового поколения ".

Царское Село и разбойник-кот в дождливую погоду

Познакомимся с самим Гиббсом. Его характер, живое восприятие и чувство юмора характеризуется, например, такой записью в дневнике о первых днях пребывания в Царском Селе:

"Я провожу лето в деревне, если можно назвать Царское Село деревней... Было бы правильнее называть его "городом сельского типа" или "урбанизированный глушью" ... В Царском Селе огромное количество домов и казарм, так как это еще и крупный военный центр; а также множество очаровательных дворцов, окруженных искусственными парками и водоёмами. Теперь, по прошествии времени, всё это приобрело естественный вид, как будто было создано природой, а не человеком. Но хотя таково само Царское Село, окружающая местность до сих пор сохранилась в своей нетронутой дикости бесплодных болот.

Итак, здесь я провел лето, то есть скорее ночи, чем дни, поскольку близость Петрограда ставит крест на отдыхе и покое тела, как ни пленительны они для ума. Тем не менее, для меня уже очень много значит проводить ночи в покое, страдая только лишь от разбойника-кота, который по ночам посещает моё обиталище, запрыгивая внутрь через окно, и оставляет свою визитную карточку (на самом деле несколько) в виде множества чётко различимых отпечатков лап на скатерти. Хотя, справедливости ради, добавлю, что это бывает только в дождливую погоду, и у меня нет половика перед окном. Котик наслаждается моим гостеприимством и демонстрирует свою высокую оценку мастерства придворного повара, доедая всё оставшееся, за исключением салата, соли и горчицы, которые, строго говоря, не были приготовлены, и поэтому не кажутся соблазнительными". 29 июля 1916 года.

В Царском селе 3 декабря 1916 года: "сопровождал Императрицу, чтобы посмотреть две операции в госпитале".

Принцесса Аликс, будущая Императрица Александр Федоровна перед свадьбой. 1894 год. Фото: www.globallookpress.com

Причина непопулярности Императрицы - отсутствие театральности

Гиббс неоднократно рассуждает о причинах, почему Александра Фёдоровна "так и не смогла завоевать полностью путь в сердца своих подданных".

"Думаю, что это явление может быть объяснено, как полное отсутствие у императрицы чувства "театральности". Театральный инстинкт врос в русскую натуру. Иногда кажется, что русские скорее играют свои жизни, чем проживают их. Это было совершенно чуждо манере мышления Императрицы, которую она приобрела благодаря воспитанию Её любимой бабушки королевы Виктории. Она осталась без матери в возрасте шести лет, и королева Виктория заняла место её любимой матери... Они находились в постоянной переписке, которая продолжалась и после замужества императрицы, фактически до смерти старой королевы в 1901 году.

Когда мы были в Тобольске , Императрица сказала, что одной из самых болезненных вещей, которую Она вынуждена была сделать перед отъездом из Царского Села, было сожжение писем старой королевы.

Таким образом, совершенно неудивительно, что образовалась фундаментальная разница между характером молодой Императрицы России и теми миллионами Её подданных, что и послужило основой отчуждения, которое было замечено всеми, кто писал на эту тему. Императрица и сама знала об этом, не подозревая об истинных причинах. Она скорее приписывает это своей застенчивости, о которой так сожалела, но не могла преодолеть….

Свидетельства об императрице, даже краткие, будут не полными без упоминания о Её благочестии и набожности. Эти качества были присущи ей с детства, и переход в православную церковь послужил усилению всех её религиозных инстинктов. Как было замечено, Она всегда стремилась к простой жизни и всем сердцем стала православной. Догматы Православия стали ведущими в её жизни (Русская Православная Церковь была тогда в зените). Будучи преданной православию, Императрица до самой своей смерти скрупулезно соблюдала посты и праздники Святой Церкви. Перед всеми важными событиями Она и Её муж исповедовались и причащались. В то же время я должен добавить, что она вела себя без всякого фанатизма и с величайшей умеренностью".

Чарльз Гиббс также вспоминал о Государыне:

"Характер у неё был более властный и твердый, чем у императора. И она его подчиняла. Но она так сильно его любила, что, если только она заранее знала, что его желание иное, она всегда подчинялась. Я никогда не видел борьбы между ними. Очевидно, что она была против отречения Его от престола. Она никогда его за это не упрекала . Она любила его как мужа и отца, и любила только одного его. Это совершенно ясно было каждому, кто был близок к ним".

Император Николай II и Императрица Александра Федоровна с Великой княжной Татьяной. Фотохроника ТАСС

Николай Второй внушал трепет, но не страх

В воспоминаниях, хранящихся в Оксфорде, есть и мнение Гиббса о причинах пренебрежительного отношения мировых лидеров к Николаю Второму.

"Я всегда чувствовал, что мир, в общем, никогда не принимал Императора Николая всерьёз, и я часто интересовался почему. Он был человеком, у которого не было низменных качеств. Я думаю, что в основном это можно объяснить тем фактом, что Он выглядел абсолютно не способным внушить страх. Он знал очень хорошо, как сохранить свое достоинство. Никто даже и помыслить не мог, чтобы позволить себе вольности по отношению к Императору. Это была бы неслыханная вещь. Он не ставил себя выше других, но при этом был исполнен спокойствия, самообладания и достоинства, главное, что Он внушал - трепет, а не страх. Я думаю, причиной этого были его глаза. Да, я уверен, это были его глаза, настолько прекрасными они были. Нежнейшего синего (голубого) оттенка, они смотрели прямо в лицо. С добрейшим, нежнейшим и любящим выражением. Как можно было чувствовать страх?

Глаза его были настолько ясными, что, казалось, Он открывал вашему взгляду всю свою душу. Душу простую и чистую, которая совершенно не боялась вашего испытующего взгляда . Никто больше не мог так смотреть. В этом было его величайшее обаяние и, в то же время, великая политическая слабость. В битве умение внушить страх порой составляет больше половины победы… И именно этим преимуществом он не обладал. Если бы он находился в другом положении, мог выражаться более свободно, говорить и писать то, что думает, как обычный человек, тогда Он, вне всякого сомнения, смог бы приспособиться и найти свою нишу. Но в его положении это было невозможно. Ему приходилось высказываться только в официальном стиле, тем не менее, Он мог при случае излагать прямо основные положения своей государственной политики".

О личных качествах русского Царя Гиббс пишет с восторженным удивлением:

"Император был наделен потрясающей памятью . Лицо, имя, однажды увиденное или услышанное, никогда больше уже не забывалось. В Ставке часто происходили подобные сцены: когда какой-либо офицер приезжал с докладом, он получал приглашение на ланч. Затем все гости выстраивались в одну длинную линию… Его Величество начинал прохаживаться вдоль строя, пожимая руки всем присутствующим, глядя им прямо в лицо своими голубыми глазами, при этом обращаясь к каждому по имени, а не по фамилии. Это звучало как Николай Николаевич или Иван Семенович, в зависимости от ситуации. Он расспрашивал всё о его полке со знанием такого множества деталей, как будто Он покинул этот полк день назад, а не десять лет назад. Подобный дар имел только Император, и никто из детей не мог сравниться с ним".

Это впечатление было записано во время пребывания Государя в Ставке во время войны. Там же он добавляет о распорядке дня. Император делил свою жизнь между Ставкой и Царским Селом, но дела Верховного главнокомандующего уже занимали все его время, и он настоял, чтобы Цесаревич поехал с ним. Было поставлено одно условие - Алексей Николаевич должен был продолжить свои занятия. Поэтому его воспитатель Чарльз Гиббс сопровождал его.

"Персонал нашей "школы" был очень маленьким и состоял всего из трех человек. Все были очень дружелюбные и веселые. Император видимым образом почувствовал величайшее облегчение благодаря своему новому окружению, и мы иногда даже видели Его в кабинете, когда Он работал...

У Императрицы была привычка прочитывать вечернее молитвенное правило, когда Цесаревич был уже в постели под одеялом и готов заснуть. И вот эту часть вечерней жизни Император оставил неизменной".

Гиббс отмечает, как шокировало Императора отношение союзников-англичан :

"После того как Император стал Верховным Главнокомандующим, всё более настойчиво слышался предательский шепот. Эти сплетни распространялись врагами России и Союзниками, быстро укоренялись в самых неожиданных местах, конечно же, действовали как мина замедленного действия для положения Императора и Его власти.

Его личные симпатии были на стороне Союзников. Он всем сердцем их поддерживал. И Он, и Императрица имели родственников с обеих сторон… Императора эти слухи сердили больше всего. После того, как Его выманили обманным путем из резиденции, и мы впервые увиделись снова, Он буквально набросился на меня, так как именно со стороны англичан получал самые жесткие удары. Он осознавал, что должен пострадать от революционеров своей страны, но удары со стороны Англии, которой Он искренне симпатизировал, буквально выбивали почву у него из-под ног ".

В показаниях колчаковскому следователю Николаю Алексеевичу Соколову Гиббс пишет:

"Государь был очень хорошо воспитан. Он говорил правильно по-английски (и писал), по-французски и, не могу судить как - хорошо или плохо, по-немецки. Он был очень аккуратен и терпеть не мог, чтобы у него переставляли вещи. У него была великолепная память. Он не особенно любил легкие книги и много читал по общественным наукам, в особенности, по истории. Он производил, по своей сущности, впечатление человека глубоко честного. Он был очень добрый, и сердце его было жалостливо. Он любил животных, и они его. Он был очень простой, но сдержанный. Фамильярность он не любил. Характером он был веселый и любил разные игры. Любил он побеседовать и заходил для беседы с солдатами в дежурную комнату, где просто сидел с солдатами и разговаривал. Он глубоко любил Родину и страдал за неё в период революции. После большевистского переворота ясно чувствовалось, что он страдает не за себя лично, а за Россию... Это была идеальная в отношении друг друга семья, совершенно редкая".

Рассказывая Соколову о посещении дворца Керенским 21 марта/3 апреля 1917 года, Гиббс в дневнике отмечает, как Государь был разгневан предположением Керенского, что Царь хочет заключить мир с Германией . Он замечает, что "Керенский прибыл во дворец на автомобиле, принадлежавшем Императору". "Государь мне рассказывал, что Керенский думал про Государя, что Он хочет заключить мирный сепаратный договор с Германией, и об этом с Государем говорил. Государь это отрицал, и Керенский сердился и нервничал. Производил ли Керенский у Государя обыск, я не знаю. Но Государь говорил мне, что Керенский думал, что у Государя есть такие бумаги, из которых было бы видно, что Он хочет заключить мир с Германией. Я знаю Государя, и я понимал и видел, что когда Он рассказывал, у Него в душе было чувство презрения к Керенскому за то, что Керенский смел так думать".

/Окончание следует/.